Цыган - Страница 126

126

И генерал Стрепетов из-под своего крутого лба взглянул на Михаила колючим, осуждающим взглядом. Михаил поспешил отвернуться.

* * *

— Какая там ворожба, — обеими руками отмахивалась теперь Шелоро от цыганок, когда они на раннем рассвете, по обыкновению, заходили за ней домой по дороге на автобусную остановку. — Я же теперь по трехсменному графику живу. Откуда он только свалился прямо под колеса нашей брички?! Вот сейчас, как только провожу своих школьников, а младшеньких доставлю в садик, так сразу же и надо к нему на дежурство бечь. И до самых двух часов, пока Макарьевна будет за воротами клиентов вербовать, пои этого идейного цыгана куриным супом или теплым молоком с ложечки, потому что ничего другого он не может есть. Но все равно надо ему зубы ножом разжимать. И еще за смену до пяти разов с боку на бок перевернуть, а в нем не меньше центнера. А после обратно детишек из школы встрень, из садика забери, накорми и обстирай. Я раньше двенадцати никогда не ложусь, весь день как в тумане хожу. И Егор у меня уже как беспризорный стал, сунешь ему какой-нибудь пирожок — и ладно. Он уже меня и к нему начинает ревновать, еще неизвестно, говорит, что ты там с ним делаешь по целым дням. — У Шелоро блестели глаза. — А что я с ним могу делать, когда он как бревно? — Доставая из-за выреза кофты обтерханную колоду карт, Шелоро вздыхала: — Нет, и в воскресенье я поехать не смогу. У нас этот трехсменный график без выходных: мы с Макарьевной по полдня дежурим, а Михаил по ночам. Ему тоже дыхнуть некогда, женился, на свою голову, на цыганке. — Шелоро ласкала в руке колоду карт. — Скоро я совсем ворожить разучусь. — Она решительно прятала колоду за вырез кофты, напутствуя подруг: — Побольше вам наворожить, детишкам гостинцев привезти, но чужого лучше не берите, с милицией не связывайтесь. На нашем конезаводе, слава богу, можно и без этого обойтись. Пора уже от воровства отвыкать.

В ответ подруги Шелоро невинно интересовались у нее:

— А чьи это лошади у вас из сарая выглядают? У вас же, кажется, не гнедые были.

— Приблудные, — не сморгнув, отвечала Шелоро. — Они пристали к нам еще под совхозом Придонским Утром проснулись, а они с нашей брички сено щиплют. Егор и запряг их вместо наших. А если в Придонском кинутся табун пересчитывать, все равно сойдется. У нас тоже добрые одры были. — До конца выдержав взгляды своих подруг, Шелоро переключила их внимание на другое: — Вечером с остановки не забудьте опять ко мне зайти. Я с этим несчастным Будулаем скоро совсем ничего не буду знать. Как там американцы, еще не нападают на нас? Я теперь как в темном колодце живу, не забывайте меня, — заискивающе просила Шелоро подруг.

Те дружно заверяли ее:

— Зайдем.

— Можешь не беспокоиться, Шелоро.

— И твоим детишкам гостинцев привезем.

Но уже на пороге какая-нибудь из них, самая острая, не забывала обернуться:

— Ты только поскорей выхаживай этого кузнеца, да смотри, чтобы Егор тебя с ним не застал.

С визгом они исчезали за дверью.

Как бы и вообще ни была изнурительна повседневная жизнь за рулем, особенно в ненастное время года, Михаил Солдатов не помнил, чтобы еще когда-нибудь ему приходилось укладываться в такой жесткий режим. Все у него теперь было рассчитано даже не по часам, а по минутам. Хорошо еще, что маршрут на станцию Атаман, откуда он последнее время возил железобетонные плиты для новых конюшен, лежал близко от райцентра, и ему приходилось делать лишь небольшой крюк, чтобы на обратном пути заехать на свидание с Настей. Но для этого надо было и выезжать из дому еще по-темному, чтобы надолго не застрять на станции в очереди других машин, и даже завтракать, не бросая руля, одной рукой выворачивая его, а другой нащупывая рядом на сиденье и развязывая тормозок с котлетами и пирожками, которыми снабжала Михаила в дорогу Макарьевна. Охота пуще неволи. Оказалось, можно было даже при этом наловчиться запивать пирожки горячим кофе из термоса. Никто, должно быть, кроме Шелоро, не смог бы заварить такой кофе, который тут же и сдергивает с глаз предательскую дрему, возвращая бодрость. Заваривать такой кофе, по словам Шелоро, ее научила знакомая ростовская цыганка Тамила.

И все-таки к концу обратного пути, когда запас кофе в термосе уже иссякал, Михаилу то и дело приходилось ловить себя на том, что он, внезапно вздрагивая и судорожно цепляясь руками за баранку, размыкает тяжелые веки. Никакой, даже цыганский кофе не сможет помочь человеку, если до этого ему за целую неделю так ни разу и не пришлось выспаться от души. Чтобы ни единого раза не вскакивать, испуганно прислушиваясь к чужому прерывистому хрипению в доме. Не поднимать от подушки голову, всматриваясь в циферблат ходиков на стене и в синеву окон, разбавленную отблеском молодого снега.

Тем большей наградой было для Михаила, когда на обратном пути, свернув с трассы на окраинную улочку райцентра, он еще издали находил глазами в угловом окне второго этажа роддома — каждый раз в четыре ноль-ноль — знакомый черный платок с крупными красными цветами. Настя уже выглядывала его. И мог ли он, что бы ни случилось в дороге с ним или с его самосвалом, хоть раз позволить себе не успеть к этим четырем часам ноль-ноль…

Но пока, слава богу, ничего не случилось за всю неделю. Даже ни разу не поймал скатом гвоздь на трассе, по которой днем и ночью нескончаемо двигался взад и вперед всевозможный транспорт, теряя по пути и оставляя за собой на асфальте все-все: от острых обломков проволоки, к которой подвязывают виноградную лозу, до хищно загнувшихся зубьев стальных переметов, которыми браконьеры перехватывают течение Дона.

126